Военный совет, на котором Александр Первый, без особого желания, но все-таки назначил Кутузова новым главкомом - состоялся еще 20 августа. Целых девять дней понадобилось 67-летнему Кутузову, чтобы прибыть, как говорится, к месту своей новой работы. Само по себе назначение Кутузова в полководцы-стратеги с должности всего лишь начальника Петербургского ополчения не могло не вызвать пересуды. Все были в курсе главных предпочтений Кутузова как военачальника - осторожность и осмотрительность. Но надо сказать, что государь-император и не возлагал особых надежд на боевое рвение Кутузова. Его назначение было во всех смыслах компромиссом. Тем более что предшественники и претенденты на руководящие роли - Барклай-де-Толли и Багратион оставались, что называется, при своем. Барклай в должности - командующего 1-й армией. Багратион, соответственно, второй.
Потом в истории войны сложится представление, что с появлением Кутузова характер действий русской армии сразу же изменился. "С такими молодцами, да отступать". Да, такую обязывающую фразу в тот день Кутузов произнес, но при этом приказал продолжить отступление. И это тем более показательно, что как раз под Царево Зайщиме Барклай-де-Толли как раз собирался дать генеральное сражение. Вот, как об этом замысле пишет начальник штаба армии генерал Ермолов: "Около этого селения усмотрена была весьма выгодная позиция, и главнокомандующий (имеется в виду еще Барклай) определил дать сражение. Начались работы инженеров, и армия заняла боевое расположение. Места открытые препятствовали неприятелю скрывать его движения. В руках же наших - возвышения - давали и большое превосходство действию нашей артиллерии, и затрудняли приближение французов. И, наконец, отступление было удобно". Но Кутузов первым делом отменяет все распоряжения Барклая и приказывает продолжить отход.
На первый взгляд, абсурд. Сражения не избежать. А тут и место - по оценке главного штаба - очень выгодное. И прилив энтузиазма в связи с появлением нового командира, при всех его недостатках, генерала заслуженного, авторитетного, соратника Суворова и так далее. Это тем более трудно объяснить, зная о настроениях, царивших в армии. Об этом "настроении момента" Ермолов говорит так - "Много раз армия наша, приуготовляемая к сражению, перестала уже верить возможности оного, хотя желала его нетерпеливо, но намерение Барклая было столь решительно, что все возвратились к надежде видеть конец отступления".
